Биолог, преподаватель Тимирязевской академии, бывший руководитель Центра благополучия животных Международного фонда защиты животных (IFAW) Сергей Кручина в интервью «Часкору» рассказывает, почему в России нет закона о правах животных.

— В России до сих пор нет закона о защите прав животных. В 2000 году и.о. президента Путин наложил на законопроект вето и отправил на доработку, несмотря на то что тот прошёл два чтения в Госдуме и Совете Федерации. С того момента минуло почти 10 лет, а закона как не было, так и нет. Каковы же перспективы?
— Перспективы пока крайне грустные. Подтвердилась информация о том, что никаких законов, касающихся защиты животных, не говоря уже о соблюдении их прав и особенностях их содержания, ограничивающих аппетиты заводчиков, в Госдуме не рассматривается даже в планах. А ведь какой аспект взаимоотношений ни взять — мы попадаем в правовой вакуум.
Это ведь касается и многих других тематик, связанных с охраной природы и т.д. Ссылки самые обычные: «Ребята, кризис, давайте думать о более насущных вещах». Ну и действительно, с точки зрения законодателя, это не первоочередные законы, их можно и подвинуть. Классический аргумент: тут людям плохо, а вы лезете со своими животными.
Нам говорят: «Вы тут лезете в калашный ряд со своими животными, а кто подумает о стариках, инвалидах и детях?» Знаете, есть знаменитая фраза о том, что степень цивилизованности общества определяется отношением к старикам, инвалидам и животным. Это сообщающиеся сосуды. Трудно представить страну, которая устраивает рай для стариков и расстреливает на центральной площади бездомных собак. Это всё вещи одного порядка.

— В любом случае главный, как вы сказали, аргумент — это кризис. Но ведь закон о защите животных писался, рассматривался ещё до кризиса. Работа над ним шла уже давно. Почему нажали на тормоза?
— Это очень больной вопрос. Самый простой на него ответ — это то, что такие законы могут быть просто неинтересны законодателям. Наверное, только сейчас, по прошествии почти 10 лет, я могу более-менее спокойно эту тему обсуждать. Понимаете, законодательство — это достаточно скучная кухня, когда нужно выверять каждую запятую, соотносить свои формулировки со всеми другими законами, включая конституцию. Это делают люди, которые, с одной стороны, юристы, а с другой — профессионалы от животных. Когда эмоциональный заряд любителей животных переводится в сухой, казённый, немножко скучный юридический язык, тогда это и есть успех.

— Почему не было этого успеха? Почему закон в итоге отклонили?
— Там была почти анекдотичная история. Ясное дело, что, когда идёт шлифовка закона, набегает очень много народу, который начинает этот закон улучшать. В итоге доулучшались до такой степени, что туда попали совершенно ненужные и экстремальные взгляды.
— Экстремальные?
— Законом запрещалось жестокое убийство животных и беспозвоночных. То есть туда автоматически попадали тараканы, домашние мухи, варенные вживую раки. Выхваченные из контекста, эти положения действительно позволили вашим братьям журналистам поглумиться над нами. «Меня посадят в тюрьму, если я куплю на рынке донских раков и кину их в кипящее ведро!» — хихикали они.

— То есть законопроект о защите прав животных довели до абсурда?
— Именно так! Его доулучшали до такой степени, что любой нормальный человек посмотрел бы на него и сказал: «Да вы, ребята, с ума там сошли, это неисполнимо и юридически совершенно безграмотно».
— Неужели только потому ничего и не вышло, что в текст добавилось несколько абсурдных пунктов?
— Не только поэтому. Если брать более частный уровень, то понятное дело, что существует много партий от защитников животных, более радикальных, менее радикальных, которые были заинтересованы в том, чтобы стать отцами победы и чтобы именно их вариант закона прошёл.

— То есть закон попросту не поделили, правильно я понимаю?
— Да. Это, кстати, случилось и на уровне Мосгордумы. Тогда потерпели фиаско все попытки упорядочить законодательство если не на федеральном, то хотя бы на региональном уровне. Но несколько проектов законов потопили друг друга.
— Но, кстати, в той же Москве есть столичный Кодекс об административных правонарушениях, где прописано содержание хотя бы домашних животных.
— Когда не получилось ударить большим молотом сразу по голове, то есть через Госдуму, стали думать, как быть. Вариантов было два: или вести работу по присоединению России к Европейской конвенции по защите животных, или выбрать так называемый корейский вариант мелких шагов. Выбрали второе: где только можно, искали лазейки и пытались воткнуться. И вот на уровне кодекса административных правонарушений (он ведь есть не только федеральный, но и региональный) внесли значительную часть изменений. Жестокое обращение с животными — это уже штраф не в 20 рублей, а в 2,5 тыс. рублей для физического лица и какие-то уже ощутимые десятки тысяч для юридического. Вроде бы уголовной ответственности нет, но если человека каждый день штрафовать, то это ощутимо.

— Но ведь у нас есть 245-я статья Уголовного кодекса «Жестокое обращение с животными». А она что?
— В административном кодексе наказание гораздо чётче формализовано, чем в уголовном. Жестокое обращение — это же не только ошкуривание на глазах у детей в присутствии трёх свидетелей, тогда да, 245-я УК прокатит. Просто в административном кодексе есть совершенно внятные формулировки, более применимые к действительности.

— Кстати, а почему решили пойти, как вы говорите, корейскими мелкими шажками, а не выбрали первый вариант — ведение работы по присоединению России к европейской конвенции?
— Здесь ситуация ещё более смешная. Если говорить об антилобби, то самые радикальные зоозащитники намертво стоят против присоединения России к этому документу. Там в четвёртом пункте есть совершенно точно и корректно сформулированное положение об эвтаназии: когда невозможно изменить ситуацию, необходимо прекратить страдания животных. Радикалы кричат: «Как, мы присоединимся к этим фашистам, которые четвёртым пунктом сразу говорят про убийство?! Да мы на знамени нарисуем: «Мы против вступления России в клуб живодёров!»

— Ну хорошо, с европейской конвенцией проблемы. А что, других примеров нет?
— Да в том-то и дело, что есть. Для человека разумного, по-моему, ясно: если кто-то опередил тебя в сфере законодательства, ну не выдумывай ты велосипеда, не веди ты бесконечные дискуссии, посмотри, как это сделано в трёх-четырёх десятках стран. Там работает? Работает. А почему работает? В Англии общество по защите животных — это вообще королевское общество. А королевское общество имеет такой статус, что остальные и близко не стояли. Королева патронирует защиту животных. Королева уважаема? Уважаема. Значит, и животных уважаем тоже. Там очень немногие организации являются королевскими. Это штучный бренд, которым не разбрасываются. Тех же собачек проверяют люди в погонах, уважение к которым впитано с молоком матери. Всё это у человека российского вызывает дикое озлобление: это до чего ж они дожили, что тузиков проверяют…

— Зажрались, грубо говоря…
— Ага, зажрались, они там проверяют, как живётся собачке, взятой из приюта, а у нас тут люди…
— …хуже живут. Мы с вами пришли к тому, с чего начали.
— Замкнулось. «Если где-то плохо людям, то животным ни в коем случае не должно быть лучше» — это ещё одна классическая отговорка.

— Почему ж у нас никак не получается?
— Да потому что культура взаимоотношения в системе «человек — животное» формируется десятилетиями, если не больше. Избитый уже пример о том, что законодательство о защите животных в Англии было принято в 1822 году, что почти на сто лет опередило британское законодательство о защите детей. Около 40 законов, крупных или маленьких, держат этот баланс взаимоотношений между человеком и домашним любимцем, чтобы соблюдать и права животных, и права людей. Но даже сейчас английские правозащитники заявляют о том, что им ещё работать и работать. Кстати, ведь любой закон о животных имеет ещё и гуманитарно-просветительскую функцию.

— Давайте тогда ещё немножко о том, что у нас всё-таки есть.
— Ну, у нас тоже были какие-то вещи в истории, которыми можно если не гордиться, то по крайней мере ссылаться. В конце XIX века был принят вполне нормальный указ московского градоначальника о гуманном отношении к лошадям как к средству гужевого транспорта.
— А сейчас?
— Да, чего-то как-то не дорастём мы. Но я думаю, что отчаиваться всё-таки не стоит. Вы знаете, что Башкирия ещё в 1996 году приняла свой закон о животных, который, как ни странно, построен на довольно внятных европейских принципах? Без шума на всю Россию они довели работу до очень хорошего результата. Их закон — это почти полный двойник того, что потом было принято на Украине и в Польше. В те документы, кстати, умудрились и тех же беспозвоночных всунуть.
— Башкирия и всё?
— Из таких кристально чистых примеров, пожалуй, да. В других регионах России подобного местного закона нет. Все же ориентируются на Москву. Если бы в столице приняли такой закон, то остальные тут же ринулись принимать и свои. Но слава богу, что у нас всё-таки действуют международные зоозащитные фонды. К тому же в вузах медицинского и биологического профиля существуют комиссии по биоэтике: они говорят, что можно резать на глазах студентов, а что можно объяснить на пальцах или нарисовать на доске. Всё это тоже кирпичики, которые вкладывают в здание строительства гражданского общества… ох, всё несёт меня на какие-то высокие материи.

— Давайте о земном. У нас, например, прописано, что животное (в данном случае скорее имеется в виду домашнее или принадлежащее какой-то организации) формально называют имуществом, собственностью. По поводу этих формулировок было много разных споров. А вы-то как к этому относитесь?
— Это вопрос скорее к юристам, но одно могу сказать с абсолютной уверенностью: животные должны быть признаны специальным видом имущества — живого. Чтобы не получилось так, что конфискованные на границе попугайчики хранились в ледяном ангаре и через два часа замёрзли, как это иногда бывает. Вот видите, всё достаточно просто на уровне здравого смысла, но хотелось бы подстегнуть это и законодательно. Тут всё-таки системная проблема и всё упирается в одно: ребята, ну давайте в конце-то концов сделаем нормальный закон!

— Ребята, ну давайте в конце концов сделаем этот нормальный закон!
— Как только закон приобретает более-менее нормальные черты, появляется масса заинтересованных лиц, которые не хотели бы, чтобы их ограничивали в разведении и продаже сильных пород собак, самых экзотических пород кошек, которые разводятся как на фабрике (мамаша не успела ещё оклематься, молоко не успело сойти от предыдущих котят, а она уже беременна следующей партией товара). Легально или нелегально, но антилобби существует. Чем меньше порядка, тем легче зарабатывать деньги. Говоря однозначно, у любого закона такого рода будет всегда очень сильное противодействие.

— Как думаете, чего ж нам всё-таки не хватает больше всего?
— Сейчас меня понесёт на всякое философствование… Я не знаю, откуда такой нигилизм в отношении законодательства возник, почему вдруг олимпийский чемпион становится членом Госдумы и правомочен решать вопросы о защите животных, экологии, жилищно-коммунальном законодательстве. Да, ему помогают, подсказывают. Но не проще ли посадить туда профессионала, чтобы ему не надо было объяснять, а чтобы он лучше сам мог объяснить всё это окружающим?

— Так дело ещё и в недостатке профессионализма?
— Я с большим неудовольствием смотрю на то, что уровень профессиональной подготовки большинства законодателей не выдерживает никакой критики. Природоохранная тематика имеет тысячу нюансов, в которых нужно разбираться хотя бы на уровне высшего образования, полученного где-нибудь на биофаке, а не на трёхнедельных курсах бухгалтеров. Отсюда и такое наплевательское отношение к экспертному мнению, которое уважается во всём мире. Слишком мал процент профессионалов, к точке зрения которых прислушиваются. Ничего не хочу сказать плохого про людей, которые в зоозащитной сфере действуют. Подвижники, активисты, люди, готовые жизнь отдать за животных. Но профессионалов среди них мало. Это юристы, журналисты, педагоги — всё хорошо, только они не знают, с какой стороны к корове подойти, которую они спасают. Вот, наверное, главный ответ, почему у нас всё стоит. А это уже грустно, слишком. Но я верю, что настанет время, когда эти пять свобод нужно будет выполнять.

— Вы же говорили, что для начала нам нужно гражданское общество…
— Нет, это или всё вместе поднимается, или ни черта и нигде. В том числе в голове и в экономике. Нельзя преуспевать и быть идиотом. Кто-то в детстве не убил голубя, а потом не пошёл убивать остальных.

Беседовала Армина Багдасарян